Метель разыгралась еще днем. Хмурое небо низко надвинулось на промерзшую землю, порывистый ветер бросал в лица прохожих пригоршни снега и те, нагнув головы, накидывали капюшоны. К вечеру улицы обезлюдили. Редкие машины, высвечивая фарами белую круговерть, появлялись из ниоткуда, и исчезали без следа в мельтешащей колючей каше.

Юрий допоздна засиделся в гостях у сестры. Свой день рождения та решила отметить в кругу близких, и праздник получился по-домашнему теплым.

Подняв воротник, он не торопясь шел по пустынной улице. Близилась полночь. Метель стала стихать, на небе тускло проглядывала полная луна, робкое потепление начал сменять забористый морозец.

Дорога домой проходила мимо храма. Белые стены церкви поддерживали аккуратный купол с позолоченной маковкой. Узорчатый крест таял во мраке ночи.

Юрий бывал в храме. Иногда на богослужениях, чаще – поставить свечку, да постоять в тиши, омытой солнечным светом, льющимся из-под купола. Ему нравился запах воска и ладана, суровые лики святых, смотрящие с икон, мерцающие огоньки лампад.

Не так много знал он молитв, не так часто молился – жизнь диктовала свои условия: надо было работать, растить детей – их было двое, платить кредиты – как без них простому человеку? И еще много всяких мелких суетливых дел, которые вытягивали из него время, как песок воду, не давая лишний раз зайти подумать о душе.

Ветер порывом метнул в лицо пригоршню снега и Юрий, выше подняв воротник, ускорил шаг.

Что-то еле уловимое донеслось до его слуха. Что-то на уровне снежного шороха и шепота ветра. Только тоньше – будто далекий голос прилетел издалека, и стих.

Юрий посмотрел на храм – калитка во двор была заперта, а  в окнах не теплилось ни огонька.

-Странно, звук донесся оттуда, - приостановился он против церкви.

И снова что-то коснулось его слуха. Теперь звук был громче.

-Неужели идет служба? – закралась в его голову мысль. – Только почему ночью?

В окне церкви затеплился свет. Робкий, то пригасающий, то становящийся ярче, словно кто-то внутри зажег люминесцентную лампу.

-Пение! – вдруг пришло осознание. – Это же пение! Но какое необычное!

И Юрий, движимый невесть откуда взявшимся порывом души, ухватился за прутья церковной ограды и перелез ее, словно мальчишка, проникающий в чужой сад.

Дверь церкви была закрыта.

-Ну да, ночь же…

И снова пение...

Юрий, сошел с крыльца и шагнул к ближайшему окну.

-Неужели что-то происходит внутри?

Он взялся за витиеватую решетку и заглянул внутрь.

Стекло, изукрашенное морозными узорами, не позволяло четко разглядеть происходящее. Тем не менее…

В необычном белом свете у алтаря стояли ангелы. Бесплотные, высокие, со сложенными за спиной крыльями. А над алтарем горел огонь. Не желтый, не красный, а снежно-белый, даже белее, чем можно себе представить. Такое же одеяние было и у ангелов - ослепительно белое. Даже тронутое морозом окно не могло скрыть этого неземного сияния.

А голоса! Ангельский распев тут же унес душу вверх, словно ветер, подхвативший на лету невесомую пушинку. Это был именно тот самый распев, о котором он когда-то читал. Но одно дело читать, другое -  услышать. И Юрий замер, ухватившись руками за кованый металл.

Решетка оказалась теплой. Железо не холодило руки, а грела. И от нее тепло расходилось по всему телу. За спиной все так же порывами дул ветер, все так же метался в яростном бессилии колючий снег, а в его лицо дышало летом. Даже стекло оттаяло. И ангелы продолжали петь.

То один из них, то другой поочередно возносили свой  голос  с бесподобной неповторимостью под купол храма, и распев тут же становился похож на языки белого пламени, то свивающиеся вместе, то распадающиеся на отдельные части.

Юрий отнял руки от решетки и потрогал стену, сложенную из силикатного кирпича. Она тоже была теплой, словно прогретая солнцем. А сам храм, мирно спящий в ночи, еле заметно вибрировал – дрожь ощущалась через асфальт, стены, душу, которая, словно туго натянутая струна, отзывалась на  вибрацию глубинным, слышным только Юрию, звуком.

Ах, каким небесным был этот ангельский распев! Юрий стоял, превратившись в слух, замерев, впитывая необычное пение всем телом. В открытые царские врата хорошо были видны ангелы, алтарь, и колеблющийся над ним белый неземной пламень.

Сколько так простоял, он и не помнил. По часам, на которые Юрий взглянул позже, получалось, что минут сорок. Только пролетели эти минуты для него, как секунды – на одном дыхании. Да и было ли то дыхание –   ведь он, даже, не дышал, слушая, как идет небесная служба в обычном земном храме?

Когда все закончилось, ночь и зима снова воцарились повсюду. Нервно пульсировал стихающий ветер, снег почти перестал идти, похолодало.

Юрий огорченно вздохнул – надо уходить. Тепло, согревающее его целых сорок минут, ушло, и он вздрогнул. На территории храма царил покой. Спал сам храм, домик священника, усыпанные снегом деревья молчаливо дремали под бездонным небом, на котором проглянули яркие звезды.

Перемахнув ограду, Юрий огляделся – заметь его сейчас кто-либо, объяснение такому поступку трудно было бы дать. И зашагал домой.

В конце улицы он оглянулся. Храма не было видно – уличный фонарь высвечивал только его размытые контуры.

Всю дорогу, и на следующий день в душе Юрия трепетал крохотный неземной огонек. Стоило чуть-чуть углубиться в себя, как где-то в подсознании начинали звучать небесные голоса. И душа тогда трепетала так радостно, так возвышенно, так гармонично, что все происходящее вокруг уходило на второй план, пригасало, становилось обыденным и немножечко грустным. А струна, затронутая в человеке этим напевом, возносила душу к самым небесам.