Валюта
Ұ 11.16
$ 80.77
90.71
История фронтовой фотографии
История фронтовой фотографии
26 апреля, 09:01

«Страха не было»: воспоминания амурчанина, ликвидировавшего последствия аварии на Чернобыльской АЭС

«Страха не было»: воспоминания амурчанина, ликвидировавшего последствия аварии на Чернобыльской АЭС
Информация предназначена для лиц старше 18 лет. Контент может содержать сцены курения табака. Курение вредит здоровью

Мирослав Макаров два месяца трудился на объекте «Укрытие» (ФОТО).

39 лет назад, 26 апреля 1986 года, произошла катастрофа на Чернобыльской АЭС — событие, которое перевернуло жизни тысяч советских людей. О том, как велись работы по ликвидации последствий аварии, «Амурской службе новостей» рассказал ветеран гражданской обороны Приамурья Мирослав Павлович Макаров.

«Желающих было мало»

«В 1986 году, когда произошла авария, я служил в вооруженных силах в Одесской области, был начальником радиационно-химической службы части. Сам я по специальности офицер войск радиационно-химической и биологической защиты. Могу сказать, что ничего не скрывалось — после происшествия в войска поступило указание: организовать радиационный контроль на всех подведомственных территориях. Мы сразу же включили все приборы дозиметрического контроля. Одесса, конечно, далеко, но это тоже Украина. Небольшая паника была среди людей. Гражданские приезжали ко мне и просили: «Померьте, как у нас?». Брал приборы, проверял, успокаивал людей, что радиационный фон соответствует норме», — рассказывает Мирослав Павлович.

По его словам, он уже тогда понимал, что такой практики, такого опыта в своей профессии, как в Чернобыле, он не получит больше нигде. Но пока учился в течение двух лет в академии химической защиты в Москве, попасть на станцию не было возможности. После окончания академии Мирослав Макаров приехал по назначению в Приамурье, занимал должность начальника отдела радиационно-химической защиты Штаба гражданской обороны Амурской области.

«Как только прибыл по назначению, стал решать вопрос — надо ехать в Чернобыль. Позвонил в Москву — через два часа телеграмма: «Убыть». Желающих ведь очень мало было, дураков-то, — вспоминает ветеран. — Прибыл на место. Там работала выездная группа Штаба гражданской обороны СССР. Спрашивают: «Кто?». — «Химик». — «На атомную станцию, по специальности». Я работал именно на четвертом энергоблоке, где все произошло, направленцем на объекте «Укрытие». Саркофаг уже стоял, его построили, но под ним персонал еще приходил работать. Необходимо было там постоянно проводить специальную обработку. При этом сама электростанция также продолжала работать, там трудились люди».

«Смыть» радиацию

Для ликвидации последствий аварии через военкоматы из запаса призвали очень много людей под эгидой гражданской обороны — мужчин среднего возраста, от 35 лет, тех, у кого уже есть дети, ведь радиация влияет на наследственность. Подполковнику Мирославу Макарову тогда шел 37-й год, была семья, двое детей.

«Представьте — вот сама станция, вокруг нее 30-километровая зона отселения, где жить нельзя. Просто так туда было не попасть — вход по пропускам и выход тоже. И надо было там все убрать, на чем осела радиация, — разобрать дома, деревья спилить, все закопать в землю, постоянно все поливать специальным раствором. Особенно там, где люди работают, чтобы все деактивировать. Простым языком говоря, «смыть» радиацию. Чтобы человек на соприкасался с этим и не надышался.

Приезжает полк, к примеру. Их задача — провести дезактивацию. То есть все помыть, обработать в течение определенного времени и уехать. Надевают средства защиты, заходят, им показывают, что делать. Они делают влажную уборку со специальными жидкостями, которые в себя собирали все радиоактивные частицы, и пока поверхности влажные, пыли нет — человек может более-менее безопасно там находиться. Высыхает — радиоактивная пыль опять поднимается в воздух. То есть моя задача какая была: у меня 10 бригад по семь человек, я завожу в одно помещение — вот здесь мойте. И все время люди новые приезжают, меняются, так как нельзя было превысить допустимую дозу облучения. 25 рентген есть — все, больше нельзя. Очень много людей было. Служили в Чернобыле шесть месяцев, и каждый день на разных работах. Много тысяч человек прошло через Чернобыль», — вспоминает Мирослав Павлович.

В каждой группе был свой дозиметрист, который первым заходил в помещение, измерял уровень радиации и рассчитывал, какое количество времени можно там находиться, чтобы не превысить предельную дозу облучения. Чаще всего — не более 10 минут. Если рядовые сотрудники постоянно менялись, поэтому и служили шесть месяцев, то руководящий состав служил два месяца, ведь они находились на объекте дольше.

«Я в шесть утра приезжал на станцию, в три часа дня уезжал. Поэтому мы работали два месяца. Считалось, что за это время мы предельно допустимую дозу облучения получили. Страшно не было, было интересно! Чего бояться, я-то прекрасно представлял, какие могут быть последствия и знал, что организовано все очень грамотно. Во-первых, у каждого был свой личный дозиметрический прибор, который постоянно с собой. Такой пенальчик, там три таблеточки маленькие. Мы их каждую неделю сдавали на просмотр. Их вынимают из прибора и потом путем измерения на различных тонких приборах определяют, какую ты дозу получил. Все контролировалось в журнале. Я понимал, что все так работают, и до меня сколько работали и посильней дозы получали. А сколько людей погибло в начале! Это принято говорить только о пожарных, которые непосредственно тушили реактор. А вертолетчиков сколько ушло из жизни, бульдозеристов, трактористов, обыкновенных людей. О них почему-то никто не пишет! Говорят, вот, пожарные первые приехали тушить. Да, отважно погибли, конечно, такие дозы облучения, самые первые. Но и на второй, и на третий день, и через месяц дозы облучения меньше-то не стали (за три месяца после аварии умерли 30 человек — прим. ред.). Был товарищ, с которым здесь мы служили, уже из жизни ушел — есть фото, как он с крыши лопатой скидывает прямо куски эти радиоактивные, обломки. Представляете, какой уровень радиации? Страшное дело было... Это тогда умалчивалось, потом как-то забылось, а по-другому никак было не поступить», — говорит Мирослав Макаров.

Ели и пили за пятерых

Жили ликвидаторы в самом Чернобыле, примерно в 10 километрах от АЭС, в домах, которые расселили. Все помещения также мылись и обрабатывались. Как вспоминает Мирослав Павлович, во время работы на станции люди испытывали такое сильное эмоциональное напряжение, что ели и пили за пятерых. При этом никто не прибавил в весе — все буквально «сгорало».

«Я там в сутки выпивал литров 10-15 жидкости — вода минеральная, газировка была, разные напитки, я даже вкусов таких раньше не знал. Пить все время хотелось, пили очень много. Ну и ели — нормальный человек так не может есть. Пришел в столовую, там девочка тоненькая, маленькая из персонала, смотрю, берет себе: два первых блюда, два вторых, компот, шоколад, яблоко, один поднос поставила, второй. Я говорю: «Неужели она все это съест?». Мне в ответ смеются: «Через три дня и ты так будешь есть!». Так и было. До сих пор не понимаю, как может столько съесть человек. Кормили бесплатно, по талонам. Обеспечение было очень хорошее. Наверное, весь Советский Союз работал на ликвидацию последствий трагедии», — говорит наш герой.

Случайная встреча с братом

Не обошлось в Чернобыле и без удивительной истории.

«Я, приехав, куда пошел? Конечно, к единомышленникам, однокашникам. Там много было научных центров, каждый работал по своему направлению, исследовали всю эту беду. Пришел, познакомился — узнать, что они изучают, это же моя профессия. Зашел к командиру, он: «Как фамилия?». — «Макаров». — «А зовут?». — «Мирослав Павлович». Он так на меня посмотрел: «А Олег Павлович Макаров вам кем приходится?». Говорю: «Это мой брат родной, старший». Так он, говорит, здесь. Как здесь? Оказалось, правда. Брат служил в органах научно-исследовательской работы, которые относились к химическим войскам. Жил в Саратовской области. Ни он не знал, ни я не знал, что едем туда. В те времена такой быстрой связи, как сейчас, не было, межгород надо было заказывать. В научном центре был штатный фотограф, снимал опыты, которые они проводили. Вот он нас и нащелкал тайно, потому что запрещено было. И то не на самой станции — там это было просто невозможно, а вокруг. Получается, это единственные фотографии оттуда — с братом», — показывает ветеран черно-белые снимки.

Яблочко с сюрпризом

Работая на АЭС, Мирослав Макаров своими глазами видел, как радиация влияет на все живое.

«Атомная станция — это прежде всего котельная, только вместо угля топится ядерное горючее. А система работы такая же, как на нашей ТЭЦ. Вода так и остается водой, пар так и остается паром, который турбину вращает. И отработанная вода сливается рядом в бассейн, разумеется, радиоактивный. Рыбы там — во-о-от такие! — широко разводит руками мужчина. — Есть их нельзя, а они живут. Из воды на метр-два выскакивают, птичек на лету хватают. Грибы огромные росли в лесу, буйная была растительность, пышная. От малых доз радиации биологические процессы ведь ускоряются. Мы жили на втором этаже, помню, яблоки в окошко стучат огромные — бум-бум, а есть их нельзя.

Но был забавный случай. Прихожу к ребятам в научный центр, они сидят, яблоки едят. Там же привоз хороший был, фрукты всякие были. Ну, я тоже взял, такое красивое, наливное, я его хрумкаю и спрашиваю — где такие вкусные взяли? Они показывают — «Да вот, дерево растет». Тут мне стало не по себе, говорю, вы что, с ума сошли, что ли. Они: «Нормально все, пошли, покажем». Вышли в сад, показывают: вот это дерево зараженное, это зараженное, аж светятся приборы от них, а это — чистое. Досконально проверили — нет радиации. Как так? Непонятно. Но факт. Может, сорт какой-то другой, не знаю».

Бесценный опыт — на благо Приамурья

Работая на станции, Мирослав Макаров для поднятия своего профессионального уровня много общался с гражданскими, с учеными.

«Я же военный химик, мы тогда изучали все в расчете на войну, на ядерный взрыв. А атомная станция — это совсем другое, и радиация разная абсолютно. И я стал интересоваться — на станции был отдел радиационной безопасности, у них приборы совершенно другие, новейшие. Стал изучать, как в гражданской жизни это можно применить. Например, санэпиднадзор имеет такие приборы — продукты проверять, геологи — почву проверять. И когда вернулся к месту службы в Благовещенск, мне уже легко было работать с комитетом экологии, с радиологической лабораторией санэпиднадзора, мы начали покупать те приборы, которые действительно нужны. Тогда же как говорили — войны уже никогда не будет, откуда взяться радиации? О возможности аварии на АЭС даже мысли не было. А после катастрофы повсеместно начался радиационный контроль, в том числе, и в Амурской области. Оказалось, что у нас на территории просто разбросаны различные источники радиации, и контроля никакого не было — все просто выкидывалось, не захоранивалось», — вспоминает Мирослав Павлович.

Под эгидой гражданской обороны в регионе сконцентрировали все органы, которые могут заниматься вопросами радиационной безопасности. В начале 1990-х годов проводили и воздушную радиационную разведку.

«Летал самолет, специалист замерял уровень радиации и давал нам место, где есть превышение, а мы на земле уже искали источник. И однажды нашли — из онкодиспансера нашего прибор, который при лечении онкологии используют, просто выбросили в кусты возле Бурхановки. Все это мы собирали и отправляли в Хабаровск на спецзахоронение», — рассказывает Мирослав Макаров.

Позже сферу гражданской обороны вывели из Минобороны, структура вошла в состав МЧС. Оттуда Мирослав Павлович и ушел на пенсию с должности заместителя начальника ГУ МЧС России по Амурской области. Он уверен, что нынешнее поколение должно помнить о Чернобыльской катастрофе, поэтому и сейчас встречается со школьниками и студентами и рассказывает, как тысячи людей боролись с невидимой угрозой.

«Конечно, прошло 39 лет, со временем все забывается. Во-первых, сейчас много других событий, которые на виду и на слуху. А во-вторых, много уже ушло из жизни людей, связанных с Чернобылем. Было у нас 202 ликвидатора и более 600 переселенцев из зоны отчуждения. Раньше я знал почти всех, организовал Амурский областной союз чернобыльцев. Помогали получить все положенные льготы по закону — квартиры, выплаты. Люди были юридически неграмотные, из деревень, многим нужна была помощь, боролись за их права. Но потом получилось так, что я сильно заболел, тяжело стало одному все делать, и постепенно союз мы закрыли. С вашей помощью хочу обратиться ко всем чернобыльцам — ликвидаторам, жителям, работникам станции — и пожелать, в первую очередь, крепкого здоровья, это самое главное, благополучия и всего самого наилучшего!», — завершил свой рассказ Мирослав Макаров.

Фото: АСН24, архив героя

26 апреля, 09:01
984
Нравится
Нравится
3
Смеюсь
Смеюсь
0
Восхищаюсь
Восхищаюсь
0
Удивляюсь
Удивляюсь
0
Не нравится
Не нравится
0
Плачу
Плачу
0
Злюсь
Злюсь
0
Комментарии пока отсутствуют

Другие новости

Благовещенские пожарные оперативно потушили пожар на базе по улице Чайковского
Благовещенские пожарные оперативно потушили пожар на базе по улице Чайковского
В поселке-спутнике Райчихинска начали строить детскую площадку на месте заросшего травой пустыря
В поселке-спутнике Райчихинска начали строить детскую площадку на месте заросшего травой пустыря
В Приамурье мошенники запугивают подростков, выманивая у них интимные фотографии
В Приамурье мошенники запугивают подростков, выманивая у них интимные фотографии
В Благовещенске запретили остановку транспорта возле международного моста через Амур
В Благовещенске запретили остановку транспорта возле международного моста через Амур