Дальневосточная республика и ее призраки

Информационное агентство PrimaMedia опубликовало обширный материал об истории Дальневосточной республики, государства в государстве. 

25 октября 1922 года Народно-революционная армия Дальневосточной республики под командованием Иеронима Уборевича вошла во Владивосток. Это означало не только освобождение Приморья от белогвардейцев и интервентов и завершение Гражданской войны, но и скорый конец самой Дальневосточной республики — ее сразу после этого упразднили, присоединив к РСФСР.

Несмотря на короткую жизнь — менее трех лет — ДВР успела войти в легенды. Гражданами республики в свое время числились столь разные фигуры как писатель Александр Фадеев, актер Юл Бриннер, разведчик Штирлиц (Всеволод Владимиров, внедренный Дзержинским в белую верхушку Владивостока под псевдонимом «Исаев»)… 

Специально для РИА PrimaMedia мифы и факты Дальневосточной республики вспоминает Василий Авченко.

Спасительный буфер

Миф нередко бывает красивее реальности. Флаг ДВР поднимают сторонники — впрочем, немногочисленные — дальневосточного сепаратизма, замешанного на антимосковской идеологии. Однако факт в том, что Дальневосточная республика была придумана Москвой — и Москвой же упразднена, как только в ее существовании исчезла необходимость.

Интервенты десантировались во Владивостоке в 1918-м. Советы пали, началась партизанская война. В начале 1920 года красные отряды вошли в города, где стояли японские гарнизоны. В это сложное время (война шла и на западе) руководители Советской России и решили создать «красный буфер» — де-юре суверенную и демократическую страну, а восстановление Советов на востоке отложить.

Идею эту большевикам подсказал меньшевик Ахматов, представитель Политцентра — эсеро-меньшевистского правительства в Иркутске. Речь шла о создании «фиктивного государства» от Зимы до Владивостока. Большевики 20 января 1920 года уведомили об этой идее Ленина и Троцкого. Ленин в телеграмме от 21 января (вот у кого поучиться оперативности нынешним чиновникам!) план одобрил, сочтя недопустимым воевать на востоке, пока на западе не все окончено.

«Обстоятельства принудили к созданию буферного государства — в виде Дальневосточной республики… Вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее», — писал Ильич.

Не все поняли ленинскую диалектику. Поначалу даже Сергей Лазо выступал против ДВР и за немедленное восстановление Советов. Однако вскоре приморским большевикам пришлось отменить уже принятое решение о советизации Дальнего Востока. «Требование советов в чистом виде вело к вооруженному столкновению с Японией… Этому прямому…, но губительному пути был противопоставлен более длинный путь, зигзагообразный, но верный», — вспоминали позже партизанские командиры Ильюхов и Титов. Революционер, впоследствии зампред Совмина ДВР Федор Петров приводил иные соображения: «В Забайкалье и на Дальнем Востоке основная масса крестьян и до Октябрьской революции имела неплохие земельные наделы… Политика военного коммунизма вряд ли встретила бы поддержку со стороны широких масс местного крестьянства».


Идея буфера стала еще более актуальной — или даже спасительной для интересов Советской России — после «японского выступления» 4-5 апреля 1920 года. В эту ночь японцы, нарушив перемирие, атаковали красные гарнизоны на Дальнем Востоке. «Выступление японцев являлось враждебной оккупацией Владивостока, сопровождавшейся бессмысленной, вызвавшей человеческие жертвы стрельбой на улицах», — свидетельствовал командир американских интервентов генерал Уильям Гревс. «С Тигровой сопки и японских судов по городу ударили орудия, улицы простреливались из пулеметов», — вспоминал Петр Никифоров, впоследствии — премьер ДВР. С особой жестокостью японцы взялись за корейцев. «Окружили Корейскую слободку и буквально сжигали там людей», — вспоминала жена Сергея Лазо Ольга (где-то там, на Первой Речке, мог находиться и малолетний дедушка Виктора Цоя, родившийся во Владивостоке в 1914 году). То же творилось в других городах. Погибло до 7 000 красных бойцов и мирных жителей. Во Владивостоке японцы схватили руководство Военного совета — Сергея Лазо, Алексея Луцкого, Всеволода Сибирцева. Они были переданы казакам и казнены.

Местным властям пришлось заключить с японцами соглашение, прозванное «дальневосточным Брестом», — о прекращении боев и отводе войск от японских гарнизонов и железной дороги, оставшейся под контролем интервентов. В конце апреля японцы высадились на севере Сахалина, в мае оккупировали Николаевск-на-Амуре. Воевать с ними красные пока не могли, но терять Приморье не хотели. В эти тревожные дни и появилась на свет Дальневосточная республика.

«Это была веселая республика…»

ДВР провозгласили 6 апреля 1920 года в Верхнеудинске (ныне — Улан-Удэ). Формально ее власть распространялась на огромную территорию от Забайкалья до Камчатки. На деле республика поначалу контролировала небольшое пространство в Прибайкалье, где сохранялась Временная земская власть под влиянием коммунистов. ДВР была разорвана «читинской пробкой» атамана Семенова. Связь устанавливали через Охотский телеграф. «Владивосток для нас погиб», — считал тогда большевик Смирнов. Дальневосточная республика могла съежиться вокруг Верхнеудинска и превратиться в Забайкальскую…

Первой столицей ДВР стал Верхнеудинск (велась речь о Владивостоке, но там столь некстати случилось японское выступление). Позже столица перекочует вслед за Народно-революционной армией (НРА) республики в Читу. Выходит, обе столицы Дальневосточной республики находились вообще за пределами Дальнего Востока.

По конституции ДВР, принятой в 1921 году, высшую исполнительную власть в ней осуществляли правительство (нечто вроде коллективного президента) и Совет министров. Правительство возглавил Александр Краснощеков — недавний политэмигрант, незаурядный экономист, которого ценил Ленин (Краснощеков также известен как один из любовников Лили Брик; расстрелян в 1937-м). Во главе Совета министров стал Петр Никифоров. Историки, впрочем, называют негласным правительством республики Дальбюро ЦК РКП(б). Существенные вопросы внутренней политики и все без исключения вопросы внешней решал именно ЦК через Дальбюро, а чиновникам ДВР предписывалось «прилагать все усилия к устранению местного сепаратизма».

ДВР, немедленно признанная РСФСР, не была победой дальневосточного сепаратизма, о чем иногда приходится слышать. Если появление в те же годы республик на Кубани или на Донбассе было связано с «местническими тенденциями», то ДВР была учреждена сверху, реальной независимостью не обладала, да и исторических корней не имела. Марионеточная ДВР отнюдь не была островком тихоокеанской вольницы, хотя такую роль ей приписывают некоторые современные дальневосточники, утомленные непродуманной региональной политикой Кремля.


Вместе с тем ДВР имела все признаки самостоятельного государства: правительство, символику, марки, конституцию, деньги… Вот как описывал республику в повести «По ту сторону» писатель Виктор Кин: «О, это была веселая республика — ДВР! Она была молода и не накопила еще того запаса хронологии, имен, памятников и мертвецов, которые создают государству каменное величие древности. Старожилы еще помнили ее полководцев и министров пускающими в лужах бумажные корабли, помнили, как здание парламента, в котором теперь издавались законы, было когда-то гостиницей, и в нем бегали лакеи с салфеткой через руку. Республика была сделана только вчера, и сине-красный цвет ее флагов сверкал, как краска на новенькой игрушке».

Жизнь в ДВР заметно отличалась от жизни в Советской России. Конституция ДВР была демократической в плане прав человека, социалистической с точки зрения защищенности трудящихся, либеральной в смысле экономических свобод. Граждане избирали Народное собрание — законодательный орган, который избирал правительство, а уже последнее формировало Совет министров. Был «народный контроль» — общественное наблюдение за деятельностью органов власти. Историк Юрий Качановский указывает, что в ДВР не было ни военного коммунизма, ни нэпа по-советски: «С самого начала допускалась свобода торговли и частного предпринимательства. Не были национализированы банки… Не конфисковывались жилища богачей, рабочие не переселялись в лучшие квартиры. Сохранялись частные школы… Частным лицам сдавались в аренду большие участки пашни и лугов. Не создавались комбеды, не вытеснялось кулачество». Действовало всеобщее избирательное право, сохранялась многопартийность. В ДВР появились торгово-промышленные палаты — автономные организации бизнесменов. Были разрешены частная добыча и продажа золота, создание концессий. Внешнюю и внутреннюю торговлю почти целиком контролировал частный капитал. Свобода торговли должна была привлечь в регион иностранные инвестиции, прорвать экономическую блокаду Советской России. Большевики привлекали к управлению республикой бизнес и альтернативные партии. Так, в мае 1921 года они раздали коммерсантам, эсерам, меньшевикам портфели нескольких министерств (отец Юла Бриннера — Борис Бринер — даже поработал министром промышленности и торговли). Правда, уже в конце 1921 года эсеры и меньшевики вышли из коалиции, не добившись права участвовать в работе МИДа и военного ведомства.

Считать экономическую политику ДВР в полном смысле либеральной нельзя. Она была эклектичной. Здесь признавали частную собственность — но ограничивали капиталистов (вплоть до конфискации предприятий «врагов народа» и введения госмонополии на хлеб). Имел место даже не протекционизм, а ультрапротекционизм. Летом 1920 года ввели хлебную и мясную продразверстку, позже замененную налогом. Правящей партией была коммунистическая, войска республики рассматривались как одна из армий Советской России. В «Кратких тезисах по ДВР», принятых в августе 1920 года Политбюро ЦК РКП(б), говорилось: буржуазный демократизм республики — чисто формальный, «введение парламентского строя… не должно быть допущено».

«Город нашенский»

Поддержка республики со стороны Советской России усиливалась. Зимой 1920-1921 гг. покончили с «читинской пробкой» Семенова, столицей ДВР стала Чита.

В конце 1921 года в Вашингтоне открылась «Тихоокеанская конференция». «Чтобы оказать давление на японцев, американские власти допустили в Вашингтон и делегацию Дальневосточной республики… Итогом стало фактическое принуждение Японии под нажимом США вывести оккупационные войска из Приморья и Приамурья. Токио в то время был еще не готов открыто конфликтовать с американцами, а в Вашингтоне сочли, что лучше русский Дальний Восток достанется слабой ДВР, чем сильной Японии. Ленинская хитрость — при помощи «буферной» республики «использовать американский империализм против японской буржуазии» — увенчалась успехом», — пишет историк Алексей Волынец.

Армия ДВР шла на восток — с переменным успехом. В конце 1921 года белые и японцы отбили Хабаровск, народоармейцы отступили к станции Ин. В феврале 1922 года в этих местах, под Волочаевкой, произошло решающее сражение — «дальневосточный Перекоп». «Первый ряд проволоки уничтожен, завален трупами… Люди лезут на второй ряд. Но первая наша атака отбита. Бойцы бегут назад, за снеговые окопы. На проволоке остаются висеть тела убитых и раненых… Слышны изредка стоны умирающих на проволоке», — вспоминал участник штурма А. Захаров. За Волочаевкой был взят Хабаровск, затем — Бикин, Иман… Армия ДВР устремилась на юг, к Владивостоку.

Тем временем во Владивостоке низложили правительство Меркуловых. Прибывший из Харбина генерал Михаил Дитерихс стал «воеводой земской рати», назвал себя «князем Пожарским нового времени», а Владивосток — Четвертым Римом.


В августе начинается вывод японских войск, условиями которого названы демилитаризация Владивостока и упразднение крепости. В октябре армия ДВР после боев за Спасск подходит к Владивостоку. 24 октября в пригороде — на станции Седанка — подписано соглашение с японцами о порядке занятия Владивостока красными войсками.

На следующий день народоармейцы без выстрела входят в город. «Впереди колонны шли, увешанные гирляндами цветов, командир полка Гнилосыров и военком Машин, за ними рота за ротой бойцы во главе со своими командирами и политруками, также украшенными цветами. На наших трофейных верблюдах важно и с волнением восседали дети», — вспоминал К. Гвозд, служивший в 1-м Читинском стрелковом полку. Верблюдов полк отбил в Монголии — у барона Унгерна.


Через считанные дни история ДВР закончилась. 28 октября представитель ЦК Сапронов привез в Читу из Москвы директиву о ликвидации буфера, причем сделать это нужно было так, чтобы данный шаг стал «изъявлением революционной воли трудящихся масс». На сессии Народного собрания ДВР член Дальбюро ЦК Янсон выразился откровенно: «Пора кончать игру в демократию». 14 ноября 1922 года парламент ДВР принял решение: «На всем русском Дальнем Востоке объявить власть Советов». На другой день правительство РСФСР издало декрет о включении ДВР в состав России. А 20 ноября Ленин произнес на пленуме Моссовета известные слова про «город нашенский», отдаленной исторической рифмой к которым звучит современное «Крым наш». Полностью ленинская фраза звучит так: «И вот, взятие Владивостока показало нам (ведь, Владивосток далеко, но, ведь, это город-то нашенский) всем всеобщее стремление к нам, к нашим завоеваниям. И здесь и там — РСФСР».

Оживающие призраки

ДВР исчезла, но миф о ней продолжает жить. Сегодня никому уже не важно, чем была Дальневосточная республика в реальности. Ее смутный образ наполняется любым фантастическим содержанием.

Призраки ДВР возникли на Дальнем Востоке в перестройку. В 1992 году Дальневосточная республиканская партия даже потребовала референдума о восстановлении ДВР. Тогда это не выглядело совсем уж бредом — вот и свердловский губернатор Россель успел в 1993-м создать Уральскую республику, а на якутской границе в тот же период появлялись самые настоящие таможенные посты…

Сегодня едва ли можно всерьез говорить о дальневосточном сепаратизме, но беспокойный призрак ДВР нет-нет да оживет. Взять, например, необоснованно горделивую поговорку 1990-х:


Появление в 2010-м «приморских партизан» тоже не могло обойтись без конспирологических версий о «запуске сепаратистского сценария» и воссоздании Дальневосточной республики. Историческая ДВР перешла в эфирное состояние и неплохо чувствует себя в этом невесомом метафизическом теле.