Страшную историю гибели своего ребенка рассказала жительница Благовещенска Анжела Ковалева. Мать потеряла дочь там, куда пришла за помощью — в Амурской областной детской клинической больнице. После ночи, проведенной в медучреждении, ребенок скончался от токсического шока. 6 декабря девочке исполнилось бы 2 года и 8 месяцев, но за день до этого ее жизнь трагически оборвалась в больнице. А началось все с энтеровируса, который маленькая Аделина подхватила после первых дней в детском саду.
Начало болезни
— В ноябре нам дали детский сад, мы успели сходить туда только три раза по два часа. Там мы подхватили энтеровирус, у ребенка поднялась температура, два дня она у нас держалась, потом появилась тошнота и срыгивание, но рвоты фонтаном не было. В среду [30 ноября – прим. Ред.] я позвонила в скорую. Там мне сказали: «Конечно же, едем в инфекционную больницу». Сначала я туда ехать не хотела, но меня уговорили. Мы лежали в коридоре, все как всегда — мест нет, находиться там желания не было, в этом «рассаднике». Я дождалась утра, пришли наши анализы, сказали, что в моче есть ацетон, но не больше нормы, кровь в пределах нормы, в промывных водах ничего не обнаружили. Я не видела смысла там находиться, собирать инфекции, — рассказала мама девочки Анжела о том, с чего начались проблемы девочки со здоровьем.
Утром 1 декабря ребенку расписали лечение, поставили капельницу, а после обеда мама забрала маленькую дочь домой. Но малышка все еще нуждалась в наблюдении врачей. 2 декабря ее навестил педиатр, но каких-либо поводов для волнения тогда она не нашла. 5 декабря малышка должна была сдать анализ на вид вируса, но до этого момента девочка уже не дожила.
Инфекционка
Утром 3 декабря у Аделины появилось несколько красных пятнышек на руке, где стоял катетер. Весь вечер мама малышки делала ей компрессы с магнезией. Но на утро стало только хуже. Рука начала синеть, появился отек в зоне плеча.
— Я поняла, что это не просто какой-то тромбофлебит, как бы нам в инфекционке какую-то заразу не занесли. Меня это испугало, и мы поехали в АОДКБ. Приехав туда, я настояла, чтобы ребенка осмотрел сосудистый хирург. Нам сделали УЗИ, сказали, что у ребенка острый тромбофлебит локтевой вены и латеральной вены плеча. Сделали осмотр, взяли кровь с пальчика всего лишь, ни мочу, ни кровь из вены никто не брал. Сказали: «Делайте компрессы с магнезией и приходите завтра». Никто не захотел нас оставлять под наблюдением, обследовать, узнать, почему отек, почему такая синева, возможно, занесли нам что-то в инфекционке. Дочь также жаловалась, что у нее болит животик. На это сказали: «Ничего страшного, дайте «Нош-пу» ¼ таблетки». Предупредили, что температура может быть на тромбофлебит, нужно дать «Нурофен» от боли и температуры и добавить еще компрессы с мазью Вишневского с водкой под эластичный бинт. Получается, мы там пробыли полдня, и нас отправили домой, — вспоминает благовещенка тот злополучный день.
Но ждать до понедельника взволнованная состоянием девочки мать не стала. Ребенку становилось все хуже и хуже — малышка постоянно плакала, жаловалась на боли в животе, не давала к себе прикоснуться, а обезболивающие не помогали. В конце концов, после того, как девочка встала с горшка, ее мать почувствовала запах ацетона и решила снова отправиться в больницу.
В больнице
В скорой, куда позвонила Анжела, ее предупредили, что бригаду им придется ждать не меньше 2-3 часов и посоветовали приехали в больницу самим, чтобы быстрее получить помощь. Так они и сделали.
— Нас встретил тот же дежурный врач, что принимал нас и днем. Он сказал: «Зачем вы приехали? Вам сказали: приходить завтра, надо было завтра и приходить!». Я ему начала пояснять, что появилась моча с ацетоном, что у ребенка адская боль в руке, отек нарос, синева наросла. Он даже смотреть не стал. Не послушал дыхания, не направил нас ни на какие анализы. Сказал, что мочу ребенка не видел, дал нам банку, сказал идти ее собирать. Но ребенок только что помочился, я спросила, может, как-то катетером ее вывести или хотя бы они могут воды дать, чтобы ребенка напоить, прокапать физраствор, чтобы моча появилась. Иначе как ее взять? Но он нас все равно оставил.
После тщетных попыток благовещенка снова обратилась к врачу и попросила оказать стонущему от боли ребенку хоть какую-то помощь. При этом, со слов матери, врач отрицал саму возможность того, что у девочки болит живот, якобы она в силу возраста путает ее с болью в руке. Однако мама утверждает, что девочка уже хорошо разговаривала и четко показывала, что болит именно живот.
— У ребенка была адская боль, можно хотя бы обезболить, хоть что-то сделать. Ребенок уже должен вырубиться от того, что весь день не спал. Она от этой боли даже уснуть не могла. Это же ненормально. Слава богу, что я домой не уехала, ребенок бы, наверное, по пути умер. Он [хирург] просто нас не хотел принимать, отправлял чуть ли не домой, говорил: «Что я могу сделать? Никого в больнице нет, воскресенье, я тут один, ничего вам предложить не могу». В итоге два часа мы препирались, я пыталась добиться помощи, он отказывал, ничего не делал. Я просила позвать кого только можно. Он сказал, что может предложить только педиатра, больше никого нет. Педиатр пришла посмотрела, я ей все рассказала, и она настояла на том, чтобы нас оставили. Это произошло в 4-5 утра, спустя несколько часов.
Ребенку начали капать физраствор. Ей стало еще хуже. Дочь уже не плакала, а просто стонала от боли. У нее появилась одышка, ей было тяжело дышать. Врач оставил свой номер телефона и ушел, а ей становилось все хуже и хуже. Я ему позвонила, попросила посмотреть состояние ребенка, говорила, что ей нужен кислород, просила реаниматолога пригласить. Он никого не пригласил, продолжал бездействовать, приходил, уходил, — продолжает Анжела свой тяжелый рассказ.
Позже у ребенка началась рвота, в которой мать девочки заметила сгусток крови. На это, по ее словам, врач ответил: «Ничего страшного», а после ушел. Кровавая рвота повторилась во второй и в третий раз, но реакция врача не изменилась.
— Уже вся кровать в крови. Я опять звоню, у меня истерика, паника, я рыдаю: «Бегите к нам снова. Зовите всех, где реанимация, ребенок сейчас умрет. Он пришел, посмотрел, ушел. Ребенок лежит в луже крови, продолжает тяжело дышать, стонать. Хорошо, что в палате была мама ребенка, который лежал с нами в палате, это все было на ее глазах.
Время идет, ближе к пяти утра у нее посинели губы, тело стало холодным, кожа стала мраморной. Проявились сосудистые сеточки. Я опять звоню: «Бегите к нам, ребенок сейчас задохнется». Он сказал: «Пойдем на рентген». Какой рентген? Срочно реанимацию, мы сейчас не дойдем, она сейчас просто умрет, — делится амурчанка тяжелыми воспоминаниями о последних часах жизни дочери.
Врач все же настоял на рентгенографии. Снимок сделали с большим трудом, к этому моменту, по словам Анжелы, ребенок уже был практически без сознания и буквально висел на руках у мамы.
После того, как маленькая пациентка вернулась в палату, ей стало еще хуже. Температура тела упала, она не могла сделать ни вдох, ни выдох. В панике мать в очередной раз набрала номер врача. Но в ответ он лишь попросил подождать заключения рентгенолога.
Смерть
— Какое заключение? Ребенок сейчас просто умрет на моих руках. Я рыдаю, он продолжает ждать. Ребенок теряет сознание от боли, у нее уже начался бред. Она пыталась мне что-то сказать, но я не могла разобрать ни слова. Звоню снова, ближе к шести часам он пришел и сказал, что у ребенка пневмония.
Но ребенок даже не кашлял. Как такое вообще может быть? Он ушел. Ребенок начал умирать. Он в шесть утра только соизволил вызвать реанимацию. Прибежал реаниматолог, ее схватил, когда она уже была без сознания, и с ней убежал.
Меня позвали в реанимацию, сказали, что у ребенка остановка сердца, завести его не могут, ожидайте здесь, получится или не получится. Как мне потом объяснили, по протоколу, заводят сердце 60 минут. Они это делали больше 90 минут. Больше полутора часов они пытались ее спасти, но ничего не получилось, ребенок умер.
Вышел ко мне реаниматолог с этим доктором-хирургом. Доктор сказал: «Как я вам и говорил, остановка сердца, завести мы сердце не могли», — и ушел.
Реаниматолог даже слов не мог связать, у него была истерика, как и у меня. Он меня успокаивал, еще долгое время пытался привести меня в чувство, извинялся, что так произошло, говорил, что они сами в шоке.
Как такое может быть, что в больнице областного уровня ребенок умирает у матери на руках, и доктор никого не зовет на помощь? Просто бездействует! Когда реанимация спасает всех, никто там не умирает, а мой ребенок, здоровая девочка, так глупо умерла из-за того, что врач бездействовал. У меня это в голове не укладывается.
Ребенок умер от токсического шока. Она была в токсическом шоке три часа — с пяти утра до восьми часов. С пяти до шести она умирала у меня на руках от токсического шока, а мы на рентген ходили с синими губами! Вскрытие показало, что у нее была почечная и печеночная недостаточность. Это значит, что сосуды сузились, кровь не поступала в печень и почки, органы просто стали отказывать. Поэтому ее в реанимации спасти не смогли.
Как только мой ребенок умер, врач сразу ушел на больничный, две недели его не было, его даже опросить не могли. Если он ничего не может и ничего не знает, я считаю, что он должен вылететь оттуда и не работать больше никогда в жизни, тем более с детьми. Но он получил выговор и работает дальше.
Плюс — в крови ребенка обнаружили стафилококк. То есть в инфекционной больнице нам еще и стафилококк занесли. У меня нет вопросов к инфекционной больнице. Я знаю — там рассадник, и это норма, я не одна такая. Но я же в АОДКБ обратилась за помощью, и такое отношение, ребенок так глупо умер от бездействия — это уже другой вопрос, — подытожила безутешная мать.
Уголовное дело
По ее словам, после смерти маленькой Аделины следственный комитет возбудил уголовное дело, идет расследование. В следственном управлении СК РФ по Амурской области «Амурской службе новостей» сообщили, что не могут прокомментировать данный вопрос.
Также мы направили официальный журналистский запрос с просьбой прокомментировать трагедию в министерство здравоохранения Амурской области.
«Амурская служба новостей» будет следить за развитием событий.
